Сдвиг по ESG-фазе

Нужно ли активизировать глобальный энергопереход?
В ряде социологических исследований отмечается, что общество год от года становится более зрелым, ответственным, избирательным, требовательным. Однако в тот момент, когда практики устойчивого развития, например, могут повлиять или влияют на уровень получаемой крупным бизнесом прибыли, компании или отдельные влиятельные бизнесмены и политики разными путями провоцируют отмену ESG-повестки.
Предваряет этот этап, как правило, стадия будто бы нарочито неряшливой «принципиальной трансформации», в ходе которой инструменты и методологии работы по борьбе с изменением климата, новые управленческие стратегии и принципы работы с персоналом имплементируются без понимания того, как они в действительности могут повысить эффективность работы.
Кроме того, бизнес использует так называемый зелёный камуфляж, когда на деле ровным счетом ничего в процессах не меняется, но разными путями создается имитация бурной деятельности. Делается это для того, чтобы компания могла войти, допустим, в необходимые рейтинги, не потерять возможность кредитоваться в зелёных банках и заодно в целом с размахом продемонстрировать приверженность глобальному направлению движения.
При этом если на каждого гринвошера в конечном счёте найдётся аудитор и долго такая схема (в идеале) просуществовать не сможет, то вопрос по добросовестному внедрению ESG-инструментов в ситуации, когда эффект от него не рассматривается в долгосрочной перспективе, а процессы меняются будто бы просто чтобы измениться, остается открытым и весьма болезненным.
Полный назад
В 2024 году ESG-повестка вошла в стадию кризиса. Конкретные шаги по выполнению обещания отказаться от ископаемого топлива и утроить мощности возобновляемых источников энергии до 2030 года в ходе COP29 в ноябре 2024 года так и не были приняты, в частности, потому, что на конференции присутствовали 1,7 тыс. представителей нефтяной, угольной и газовой промышленности. По сути – армия лоббистов.
В то же время Апелляционный суд США признал незаконным требование в политике Nasdaq, обязующее компании, чьи акции котируются на фондовой бирже, иметь «разнообразное представительство» в советах директоров.
Тогда как международные инвесторы, которые в пандемию, когда ESG-повестка и переживала своеобразное второе рождение, всячески стимулировали нефтегазовую промышленность вкладываться в зелёные технологии, в 2024 году «внезапно» захотели получить прибыли в краткосрочной перспективе, что привело к пересмотру приоритетов и смещению фокуса на инвестиции в нефть и газ. Вследствие этого перекоса проекты ВИЭ столкнулись с резким ростом процентных ставок по кредитам, не говоря уже о нарушении цепочек поставок, что, естественно, привело к увеличению их затрат и снижению рентабельности.
Бизнес и инвесторы зачастую отказываются рассматривать долгосрочные перспективы ESG как раз из-за прямого сиюминутного влияния на прибыль. Причём 2024 год был не прецедентным, но показательным. Дойдя до некоей точки кипения в борьбе с дивным новым миром, который наступит, очевидно, не завтра, и окончательно осознав, что зелёный камуфляж тоже не решение проблемы, крупный бизнес как будто бы перешел в контрнаступление.
На ESG обрушилась волна хейта. Нужно отметить, что вовсе не безосновательная в части, например, разрозненности в методологиях рейтингования. Однако также необходимо акцентировать внимание на том, что критикующие целесообразность устойчивого развития настроения по гамбургскому счету держались в бизнес-среде с самого начала.
Так, согласно данным ежегодного опроса руководителей крупнейших компаний мира PWC за 2021 год, 70% руководителей крупнейших компаний мира были не очень обеспокоены вопросами изменения климата, а 60% не собирались учитывать климатическую угрозу в работе с рисками.
Любопытный факт: результаты опроса, проведенного рекламным агентством Barkley и инвестиционной компанией Jefferies Group в тот же период (2019–2021), показали, что, по мнению 95% покупателей, бизнес не должен фокусироваться исключительно на увеличении прибыли. Более того, исследователи заявили, что потребители отличают декларации корпораций от содержательных действий в области устойчивого развития. Здесь-то мы и приходим к почти открытой конфронтации между созревающей ответственностью общества и стремлением бизнеса к извлечению краткосрочной выгоды.
Люди готовы поддержать бизнес, деятельно внедряющий ESG, деньгами, тогда как бизнес не особенно стремится тратить деньги на фундаментальный анализ процессов и осознанное включение в них практик устойчивого развития, демонстрируя не создание новых механизмов или принципиальную модернизацию существующих, но социальные и экономические перформансы.
Климат-контроль и другие радости жизни
В последние годы стало очевидно: учёные и бизнес обсуждают климат как будто на разных языках. Когда первые публикуют устрашающие доклады, как, например, отчет IPCC 2021 года с выводом «поздно», вторые реагируют повышенным интересом к ESG, но не в смысле реального действия, а скорее в терминах «что с этим делать в рамках статуса и прибылей компании».
У климатологов – глобальная картина, в которой планета рассматривается как единое живое тело, требующее радикальных решений. У бизнеса – календарь квартальных отчетов и директивы. Бизнесмены говорят о показателях, учёные – о шансах на выживание. И каждый в своей системе действует рационально. Но буквы в аббревиатуре ESG все быстрее перестают быть взаимосвязанными.
Можно повысить гендерное разнообразие в совете директоров и продолжать сжигать уголь. Примером стала СУЭК, одна из крупнейших угольных компаний, выпустившая зелёные облигации и при этом соблюдающая формальные S- и G-показатели. Это лишний раз демонстрирует абсурдную нелогичность компенсаторной системы ESG, ведь больше женщин-директоров не перебьют вред от использования угля.
Буква E становится жертвой системы: проще отчитаться о гендерном балансе, чем перестроить энергетический портфель. А между тем суть ESG не в галочках, а во взаимосвязях. Без учета того, как одна сфера влияет на другие, «ответственное поведение» становится фикцией.