Художник, страстно влюбленный в жизнь

«Громок и звучен его голос...»

Выдающийся писатель и поэт, лауреат Государственной премии Казахской ССР, академик Сабит Муканов был одним из тех художников слова, чье творчество определило расцвет казахской литературы в XX веке. С его именем в сознании широкого читателя традиционно связываются масштабные произведения, способствовавшие поступательному развитию исторического и автобиографического жанров в отечест­венной прозе. Такие сочинения Сабита Муканова, как «Сырдарья», «Ботагоз», «Промельк­нувший метеор» и трилогия «Школа жизни», давно признаны классикой – столь тесна их связь с жизнью, столь точно писателю удалось уловить и передать характерные черты различных исторических эпох, столь полно воссоздают они образ времени.

Не менее значителен, но, увы, куда менее известен вклад писателя в становление современной казахской поэзии. «Сулушаш», вершинное поэтическое достижение Сабита Муканова, вызывает интерес не только своими художественными достоинствами, но и историей создания, ведь, по сути, является первым в отечественной литературе удачным опытом стихотворного романа. Иван Шухов, близкий друг и коллега Муканова по перу, вспоминал: «Этот роман, переведенный в своё время на русский язык, отличается высоким поэтическим мастерством, глубокой идейной насыщенностью и широтой обобщения. «Сулушаш» – одно из более совершенных поэтических произведений Сабита, которое смело можно отнести к разряду лучших произведений многонацио­нальной советской литературы».

Жизненный и творческий путь писателя – это всегда отражение истории страны со всеми её прорывами и неудачами, победами и поражениями. Биографии классиков кажутся нам изученными досконально, однако стоит лишь подумать об этом, как неожиданное открытие переворачивает все наши прежние представления с ног на голову. В преддверии юбилея Сабита Муканова мы расскажем о нескольких занимательных эпизодах его биографии и приведем малоизвестные образцы его эпистолярного и научного наследия.

Творчество «великана народной поэзии» Жамбыла Жабаева всегда привлекало писателя высокой художественностью языка и метафоричностью образов, неистощаемой энергией оптимизма и воодушевляющей призывностью, верой в родной народ и его творческие силы. В своём отношении к наследию народного акына Сабит Муканов сочетал любовь преданного читателя с вдумчивостью и скрупулезностью крупного ученого. Сегодня мы можем утверждать, что писатель был основоположником научного жамбыловедения, которому принадлежит заслуга систематизации произведений великого певца степи.

Яркий пример литературоведческой и редакционной работы Сабита Муканова – изданный в 1944 году сборник Жамбыла «Пес­ни об Отечественной войне». Предисловие «Акын-патриот», открывающее книгу, – взволнованный рассказ о том суровом времени, когда наравне с пулями и снарядами крепко било врагов могучее художественное слово. Создавая портрет Жамбыла, Сабит Муканов переплетал литературоведческий анализ его произведений с красочными зарисовками, позволяющими лучше понять исток духовных и творческих сил акына: «Далеко разносятся звуки песни и тают, замирая вдали. Слушают её знакомые и друзья, вся его большая семья. Слушают восхищенно, почтительно и безмолвно. И точно горный орел, расправив могучие крылья, парит его песня над горами и долинами, над бескрайней казахской степью».

Благодаря Сабиту Муканову мы в мельчайших подробностях узнаем историю создания многих произведений Жамбыла. Писателю также удалось собрать огромное количество писем, поступивших акыну в годы Великой Отечественной войны. Пехотинцы и моряки, танкисты, саперы и труженики тыла благодарили народного певца за его могучий талант, за вдохновенное слово, ободряющее воинов в часы сражений. Десятки этих фронтовых писем, по мнению Муканова, «являются лучшим свидетельством огромной популярности и действенности чудесных песен» великого акына.

Важной вехой в научном изу­чении творчества Жамбыла является выдвинутая Сабитом Мукановым идея объединить несколько его произведений – «Ленинградцы, дети мои!», «Городу Ленинских зорь», «Ленинград победит!» и «Тебе, комсомолец Ленинграда!» – в самостоятельный ленинградский цикл. Сделать это позволяли тематическое родство песен, их характерные художественные особенности и общая динамика развития главного образа – образа героического города на Неве. Исследуя произведения акына, Сабит Муканов обнаружил закономерности, позволяющие выделить также московский и сталинградский циклы песен. По мнению писателя, единой эпопеей, воспевающей всенародный подвиг, делает эти циклы сквозной образ воина-казаха, доблестного защитника Родины. «Под Москвой, под Ленинградом, под Сталинградом и Воронежем, на Северном Кавказе и озере Селигер – на всех ответственнейших участках грандиозного фронта Великой Отечественной войны сражались и сражаются доблестные сыны казахского народа, сыны родного Казахстана. И к ним всегда обращен взор Жамбыла, всегда обращена его песня, полная привета и ободрения, гордости и призыва к новым подвигам и победам», – писал Сабит Муканов.

Писатель был одним из тех, кто разделил с Жамбылом горе тяжелой утраты – в боях за город Синельниково героически погиб сын акына Алгадай, храбрый пулеметчик, бившийся с врагом до последнего вздоха. Сабит Муканов вспоминал, что строки скорбного письма от командования части, в которой служил Алгадай, отзывались жгучей болью в сердце. «Тяжело было читать эти строки. Тяжело было думать, как горестно будет Жамбылу услышать скорбную весть. И долго мы колебались, не зная, как сообщить её нашему старцу».

О героической гибели Алгадая его отцу рассказал председатель Президиума Верховного Совета Казахской ССР Абдисамет Казакпаев. Тогда родилась у Жамбыла песня «На смерть сына» – одно из самых проникновенных его творений. Вот как писал об этом Сабит Муканов: «В комнате стояла такая тишина, что, казалось, жизнь замерла на миг. Жамбыл долго молчал. Он пожевал губами, и из глаз его скатилась крупная слеза, за ней другая. Но плакал он недолго. Он протянул руку к домбре и дал тот ответ, которого люди ждали от него. Этим ответом была песнь о погибшем сыне».

Посвященные Жамбылу труды Сабита Муканова – примечательное явление в отечественном литературоведении. Можно с уверенностью утверждать, что эта сторона творческой и научной деятельности выдающегося писателя является благодатной почвой для исследований, и отмечаемый нами юбилей – прекрасный повод для работы над созданием монографии, в которой будут систематизированы и тщательно изучены все жамбыловедческие работы Сабита Муканова.

«Мы любим дружить...»

Тёплые дружеские отношения связывали Сабита Муканова с крупнейшим русским советским писателем Алексеем Толстым. Их дружба берет своё начало в сентяб­ре 1942 года. В то время Алексей Николаевич вместе с женой жил неподалеку от Алма-Аты и часто встречался с казахскими писателями и поэтами. Ценным свидетельством крепкой дружбы Сабита Муканова с Толстым служит их переписка, продолжавшаяся в течение нескольких лет. Специалистам известно о существовании трёх писем Муканова и одного письма Толстого, местонахождение которого, однако, не установлено до сих пор. Ярчайшие образцы эпистолярного наследия классика казахской литературы были опубликованы в четвертом номере журнала «Простор» за 1980 год, а затем перепечатаны в вышедшем девять лет спустя двухтомнике «Переписка А. Н. Толстого». Учитывая историческую значимость этих писем, мы приводим их полностью по тексту вышеназванного двухтомника.

Первое письмо Толстому и его жене Муканов написал 11 октяб­ря 1942 года:

«Многоуважаемые Алексей Николаевич и Людмила Ильинична!

Жалею, что в день Вашего отъез­да (10 октября Толстой переехал из Алма-Аты в Ташкент. – Авт.) я поехал к Джамбулу и не мог Вас провожать. И жалеет старый акын, что он не видел Вас, просит Вам передавать привет. Как Вы долетели? Скоро ли едете в Москву? Казахская пословица гласит: «Кони дружат понюхавшись, а люди – поговорив». Мои беседы с Вами в моем сердце оставили о Вас хорошие воспоминания. Думаю, что они служат началом нашей дружеской связи. Жду письма.

Ваш искренно – Сабит».

Второе письмо, датированное 23 декабря 1942 года, наиболее значительно по своему объёму. Анализ общественно-политической обстановки в нём тесно переплетен с вопросами развития казахско-русских литературных связей. Кроме того, его текст поз­воляет установить точную дату и приблизительное содержание письма Толстого, о котором говорилось выше. Очевидно, писатель сообщал о своём намерении посетить Казахстан весной 1943 года. Отвечая своему близкому другу, Сабит Муканов писал:

«Дорогой Алексей Николаевич!

Ваше письмо от 10⁄XI–42 года я получил ровно через неделю и был с семьей рад, что были любезны мне ответить. Тут же не ответил, принимая во внимание Ваше слово, что 18 едете в Свердловск, оттуда, как понял я Вас, – в Москву. Думаю, что Вы теперь в Москве. От себя и от всей семьи посылаем Вам и Людмиле Ильиничне самый сердечный, дружеский привет.

С того дня, как мы с Вами расстались, утекло много времени и развернулось множество событий, которые радуют нас – советских людей. Начатое 19 ноября наше наступление на Сталинградском, Центральном, а в последние дни – в среднем течении Дона – фронтах так прекрасно развивается, что уже чувствуется начало благополучного для нас конца. Я согласен с Вами, что наступление наших союзников в Африке до некоторой степени облегчило наше положение и способствовало к развёртыванию наших сил.

Мы – казахи – ещё гордимся тем, что в наступательной операции нашей армии на всех трёх направлениях казахские части и их бойцы проявляют исключительный героизм. Радио каждый день приносит имена героев-казахов. В связи с этим здесь решено послать бойцам-казахам письмо от всего казахского населения. Текст письма на казахском языке составил я, переложили его на русский язык Зощенко и Паустовский (конечно, с нашей помощью). Оно, очевидно, скоро появится в «Правде», и Вы будете иметь удовольствие его читать. Может быть, напишете, как оно Вам понравилось.

Председатель Президиума Казахского филиала Академии наук тов. Сатпаев, участвовавший на сессии в Свердловске, нам передал, что Вы в Вашем докладе упоминали о нашей литературе. Вся наша литературная общественность выражает Вам своё товарищеское спасибо за это.

Мы, казахи, в том числе и я, любим дружить с человеком, но в самой искренней форме. «Ложная, скрытая дружба хуже открытой вражды», – гласит наша пословица.

Мы связаны с русской культурой уже больше ста лет. Я имею в виду Чокана Валиханова – близкого друга Достоевского и Аполлона Майкова; я имею в виду классика нашей литературы Абая, ещё в 80-х годах XIX века переводившего Пушкина. Эта начатая Валихановым дружба наша все больше и больше закрепилась в наши дни. Если моя дружба с Вами будет продолжением её, этой исторической дружбы наших народов, то я с большой искренностью готов сохранить её чистоту, бескорыстность, искренность.

В феврале или в марте 43 года мы думали в Москве провести декадник нашей литературы. Предварительную согласованность с нашим ЦК и СП СССР мы имеем. До этого я, очевидно, не сумею приехать в Москву. Если в феврале декада состоится – непременно зайду в Вашу квартиру.

С большим интересом ждём Ваш весенний приезд. С Вами поеду по Казахстану я сам.

Простите, многоуважаемый Алексей Николаевич, что так много писал Вам. Надеюсь, что примете мою искренность взаим­ной искренностью.

Ваш Сабит Муканов».

Последнее, третье письмо было отправлено Толстому 25 февраля 1944 года. В отличие от двух предыдущих, оно написано Мукановым в Москве, где писатель жил некоторое время. Это письмо представляет несомненный интерес как отражение особенностей литературного процесса военных лет и важный документ по истории присуждения Сталинских премий – высшей в те годы формы признания заслуг деятелей культуры. Из его текста мы узнаем о том, что Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства при Совнаркоме СССР принял к рассмотрению первую часть автобиографической трилогии Муканова «Школа жизни» – «Мои мектебы». В письме говорится:

«Любезнейший друг Алексей Николаевич!

Я жив, здоров. Продолжаю жить в Москве, очевидно, до 10 марта 1944 года.

Памятным в моей жизни остается тот вечер, который я провел у Вас. Искренно человеческое отношение Ваше и Людмилы Ильи­ничны глубоко тронули меня. Надеюсь, в таком отношении мы будем до конца жизни.

Чувствуя неловкость, но принимая во внимание Ваше откровенное дружеское отношение, посылаю Вам с этим письмом мою автобиографию и вот почему: Комитет Сталинских премий принял на обсуждение мою автобиографическую повесть «Мои мектебы» («Мои школы»), которая написана по материа­лам, приложенным к этому письму, моей автобиографии. Служба и дружба – это разные вещи. Это я понимаю. Если произведение недостойное, то оно не должно премироваться.

Я не прошу, чтобы Вы сделали скидку моему произведению как произведению друга. Этого, надеюсь, Вы не сделаете, и было бы с моей стороны глупо, если бы я просил Вас об этом.

Но я Вас прошу, дорогой Алексей Николаевич, прочитать повесть, если она хороша, – защищать!

Приложенная к этому письму автобиография облегчит Вам разобраться в повести.

Жду обещания Людмилы Ильиничны съездить с Вами на дачу. Мне очень дорого провести с Вами минуты.

Очень хотелось бы с Вами сниматься. И получить одну из Ваших карточек, которую Вы считаете характерной для себя. Надеюсь, Людмила Ильинична организует это дело.

Родным, братским поцелуем целую Вас, дорогой друг Алексей Николаевич!

Искренно, по-дружески жму Вашу руку, дорогая Людмила Ильинична!

Ваш – Сабит».

В этом письме мы слышим голос взыскательного и требовательного художника, каким Сабит Муканов оставался на протяжении всей своей жизни. Душевная теплота и высокое достоинство человека-творца придают мукановским строкам особое звучание. И хотя перепис­ка двух выдающихся писателей не может похвастаться объёмом, она по сей день остается важной частью истории литературных отношений казахского и русского народов и требует вдумчивого осмысления.

Иван Шухов писал: «Тонкий и чуткий слух, проникновенный и зоркий глаз, тревожное и отзывчивое, как струна домбры, сердце даровала будущему писателю природа. И многое сулила она ему услышать, увидеть и прочувствовать в жизни кровно близкого, горячо любимого им народа». Читая сегодня книги Сабита Муканова, мы видим перед глазами живые, образные, полнокровные картины нашего исторического прошлого. Какой бы работой ни был занят писатель – собственно творческой или научной – он всегда оставался верным сыном своего народа, которому оставил в наследство бессмертные произведения.